Научная школа В. Г. Маранцмана

Научная школа Владимира Георгиевича Маранцмана

Владимир Георгиевич Маранцман

(1932–2007)

доктор педагогических наук, профессор, заведующий кафедрой методики преподавания русского языка и литературы, член-корреспондент РАО. Литературовед, методист, переводчик, поэт.

Школа России, вступая в новое тысячелетие, сознает ответственность перед исторической ситуацией и сложность задач, которые предстоит выполнить.В 90-е годы прошлого века произошла полная смена социальных и нравственных ориентиров в обществе, которая изменила точки опоры в сознании подрастающего поколения. Отброшенная идеология страны социализма образовала пустоты, которые разрушают личность.

Уход от гуманистической культуры стал, к сожалению, характерной приметой времени не только в России, но и во всем мире. В диапазон достоинств не входят ни интеллект, ни глубина и сила чувств, ни порыв, ни социальный протест.
Отказ от чтения и замена его зрелищем продиктованы не только желанием комфорта или пассивностью. Чтение по природе созидание, сотворение мира из букв и собственного воображения. Охлаждению читателя способствовала и слабость литературы в 90-е годы, и безликость, вторичность литературы последнего десятилетия, что объясняется растерянностью писателей перед бурно меняющейся жизнью и примитивностью вкусов массовой культуры, которая вне социального принуждения перестала скрывать свое лицо.
В русской культуре литература всегда занимала ведущее место. Было ли это предпочтением внутреннего мира внешнему или следствием мечтательности славянского характера, отсутствия политических свобод, как думал А. И. Герцен? Так или иначе, традиция верховности литературного образования в нашем обществе до последнего времени была прочна. Однако век телевидения и других СМИ существенно изменил ситуацию. Вместе с тем жизнь не отменяет нравственных требований к школе. Напротив, развитие общества с удивительной настойчивостью убеждает, что мы не сумели построить социализм потому, что общественное сознание было ограничено, а нравственное содержание духовной жизни непрочно. Теперь же из капиталистической системы мы выбираем самое грубое, хищное и жестокое. Стало быть, дело не только в экономическом укладе и социальном устройстве, но в характере, уровне человеческого развития. Об этом в свое время предупреждал Л. Н. Толстой.
Поэтому сегодня особенно важно точно определить социальные цели школьного изучения литературы, выделить образовательные и воспитательные задачи курса литературы в школе и найти такую его структуру, которая позволила бы естественно и результативно эти задачи решать.
XXI век начался прямым и жестоким столкновением цивилизации и варварства.
При этом развитое в техническом отношении общество склоняется перед первобытной культурой Африки и постоянно демонстрирует в искусстве и в жизни власть инстинкта над разумом и нравственностью. Терроризм не внешняя, а внутренняя опасность для так называемых цивилизованных стран. Мы постоянно сталкиваемся с актами вандализма, немотивированных убийств, жестоких пыток, перед которыми бледнеют «изобретения» инквизиции.
Выход из кризисной ситуации, очевидно, состоит в выравнивании уровней развития людей в современном обществе, во внутреннем, а не только в информационном приобщении к культуре каждого человека.
Современное общество одержимо потребительской жаждой удовольствий и следования моде, обретения комфорта и власти.
Аппетит все растет и никогда не будет насыщен, пока люди живут не по закону любви. Любовь избирательна, она жаждет не всего, а конкретного, единственного, она дает возможность ощутить неповторимость каждого мига жизни и потому ведет к ощущению полноты бытия. Любовь и ненасытная жажда удовольствий несовместимы, как несовместимы истинная религия и агрессия. Религия и искусство объединяют свои усилия в борьбе за нравственное здоровье человека. При безграничных возможностях технического прогресса человечество либо станет гуманным, либо самоуничтожится.
Гуманитарное образование в современной школе приобретает роль спасательного круга, который культура бросает в водоворот современных конфликтов, раздирающих общество. Искусство воспитывает терпимость не только потому, что, как и религия, наполнено нравственными истинами. Не прямая проповедь этики или религиозный запрет сегодня способны остановить агрессию, а восхищение красотой мира и возможным совершенством человека, отзывчивостью души, способной чужое горе или чужую радость ощутить как собственное, личное потрясение. Именно этим занято искусство. В его природе — соединение и катарсис.

Гуманитарное образование в школе, будь это изучение языка, родного или иностранного, литературы, музыки, изобразительного искусства, кино, МХК, помогает растущему человеку обрести ценностные ориентации, найти противоядие хаосу в гармонии, избавиться от агрессии. Для того чтобы это произошло, необходимы стройные программы, ориентированные на возраст ученика, развивающие его творческую активность, учебники, способные увлечь школьника и учителя, не только дающие поток информации, но помогающие ученикам личностно освоить ее.
Постижение искусства — процесс по многим параметрам столь же сложный, как творчество. Образованность не спасает ни читателя-школьника, ни филолога от художественной глухоты, и потому необходимы специальные усилия в процессе обучения, призванные сформировать основы общения с художественным текстом. <…>

Изучение литературы в русской школе исторически имело решающее значение для воспитания подрастающего поколения, определяя жизненные ориентиры личности, утверждая основы национальной культуры.
Десятилетие социальных и идеологических переломов, пережитое нашим обществом в конце XX — начале XXI века, с особой остротой показало необходимость внутреннего преображения человека. Вне развития гуманистического сознания невозможен прогресс общества. Литература как предмет школьного изучения в решении этих задач играет первостепенную роль, поскольку именно искусство позволяет личностно присвоить потенциал культуры и влиять на сознание и поведение учеников школы.»

 

Из статьи «Цели и структура курса литературы в школе» /
Программа литературного образования 5–9 классы.

Воспоминания о Владимире Георгиевиче Маранцмане...

Е. К. Маранцман, д. п. н., профессор РГПУ им. А. И. Герцена

  

«…Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена...»

А. C. Пушкин. 19 октября  («Роняет лес багряный свой убор»)

 

Моя судьба — это Владимир Георгиевич Маранцман. Мы познакомились с ним в день Пушкинского юбилея — 6 мая 1999 года. Так и прожили без малого 7 лет под сенью Пушкина — в Павловске, в Пушкине…  Любовь по «маранцмановски» означает восторженное служение делу — литературе. Но, в душе он был Музыкантом! И я счастлива, что Божественное проведение (видимо Владимир Георгиевич похлопотал за меня на небесах!) дарит сегодня мне роскошь преподавания в Санкт-Петербургской Консерватории.

Мы много путешествовали по Италии — Владимир Георгиевич всегда мечтал пройти ее всю пешком. Мы попытались в 2000 году съездить в Германию — посмотреть Мюнхенскую Пинакотеку. Искусство восхищало, но когда мы вышли на площадь, немецкая публика и немецкая речь так резали глаза и уши, что мы на первом же  поезде умчались в Верону.

Было три  места на земле, которые давали Владимиру Георгиевичу  силу — Италия, Керчь и Павловск.

Как-то раз мы целый день без отдыха ходили по музеям в Неаполе. Я тревожилась — все-таки мы ночью не спали — ехали в Неаполь шесть часов. Владимир Георгиевич вышел из поезда просто серым — мучила постоянная боль в желудке. И все же мы мужественно пошли смотреть картины.  Находились до вечера,   и я очень устала, еле передвигала ноги.  А он, когда,  почти ночью,  нас выгнали из Музея Каподимонте  (Museo di Capodimonte),  буквально летал на крыльях. Только искусство его врачевало!

Родная Владимиру Георгиевичу Керчь так же способна была исцелять. Мы поехали туда,  где встретились и полюбили друг друга его мама и папа, где похоронены его бабушка и дед по отцовской линии. Вечером в гостинице, где мы остановились, Владимир Георгиевич заказал себе на ужин сосиски с острым кетчупом. Я буквально лишилась дара речи — с его непроходящей язвой это было убийственно! Но он, улыбнувшись, успокоил меня: «Не волнуйся, я дома». И, действительно, все обошлось. Там в Керчи я прошла «тест на родство». На кладбище он никак не мог отыскать могилу бабушки, которую очень любил. И вот, когда мы уже отчаялись поклониться ее праху, я вдруг увидела почти стертую табличку — Мария Маранцман. Мы заказали памятник, потом раз в год ездили, теперь я бываю там одна.

«Приходи ко мне, я приготовила чудный соус, Владику не говори феттучини острый» — звонила мне его мама Мариэтта Сергеевна. Она была ангелом нашего дома! Я счастлива, что была дружна с нею — легкой, жизнерадостной, с огромным, горячим сердцем! Ее любили все — приезжали воспитанники со своими внуками (Мариэтта Сергеевна  работала в детском саду), аспиранты Владимира Георгиевича, соседи. Для меня именно этот человек остается мерилом доброты и щедрости.  В 2000 году, когда она заболела,  стояла роскошная осень, и я все время приносила ей виноград. Мариэтта Сергеевна называла эти гроздья «поцелуями Бога» и радовалась  жизни до последнего дня. Ни одного стона я не услышала из ее уст, а боли были нешуточными. В день своей смерти она пыталась делать зарядку, это она делала каждое утро. Я попыталась ее остановить, и тогда она с усилием сказала: «Девочка! Это нужно делась даже в день смерти!». Так и случилось…        

Но особой любовью был для нас Павловск. Теперь я понимаю, что Владимир Георгиевич был  Аполлоном для Муз Павловского парка:

​

МУЗАМ ПАВЛОВСКОГО ПАРКА

Февраль. Бросает вызов Аполлон

холодному кружению метели.

Пусть в свою хвою кутаются ели —

среди снегов нагим предстанет он.

 

Нарядная Эвтерпа, как зима,

гордится снегом, мягким и пушистым,

и ветром так протяжно голосистым,

раскинув свои снежные боа.

 

А Мельпомена крест всегда несет,

хоть снег накидке тяжести прибавил.

Он Талию от грусти не избавил,

она освобожденья лета ждет.

 

У Терпсихоры — тайные движенья:

ветр соблазняет, холод цепенит.

Снег чуть смягчил Эрато страстной вид:

зима диктует скромность и смиренье.

 

Изящны Полигимнии шаги,

порыв окутан снеговым покровом,

глаза родные смотрят в свете новом,

как заметает снег любви круги.

 

А Клио с Калиопой за работой,

не оторвутся обе ни на миг

от размышлений с чуткою заботой.

Урании в снегах спокоен лик.

В. Г. Маранцман

30 июня 1999

 

Стихи особенно хорошо писались в Павловске. Он ездил туда в любое время года, в любую погоду. Садился на скамейку в парке и читал диссертации, писал стихи и казенные бумаги. Потом, он купил маленькую квартирку, чтобы не расставаться с Павловском. Сейчас квартира уже больше, Владимир Георгиевич ее «заказал» у Господа.  Шел 2004 год. Я тогда освоило новый компьютер, и в нашей квартире не хватало мест его расположить — у нас была просто почти типография. Владимир Георгиевич сказал: «Нужно покупать новую квартиру». И сразу, гуляя по дорожкам  Павловского парка, показал мне, какую он хотел. Я посмеялась, но объявление все-таки дала. Через два месяца нам позвонили и предложили именно ту самую квартиру. Владимир Георгиевич, видимо, очень близко общался с Богом. Потому и ушел в иной мир экзотической птицей, которая сидела под моим окном 5 января 2007 года, когда его не стало...

Владимир Георгиевич был и в жизни крылат! 

Может быть, он был обладателем самого дорогого дара — способности видеть божественное в обыденном, и превращать самые простые вещи в предметы искусства.

 

«И гибель, и спасенье,

и счастие, и боль,

прозренье, наважденье,

душистый мед и соль.

 

Искусство не паромщик,

не посох, не броня,

не воин и не кормщик,

но волшебство огня.

 

До раны обжигая,

притягивает вновь.

Начала нет и края...

Искусство, как любовь».

В. Г. Маранцман

28 декабря 2005

УМК под ред. В. Г. Маранцмана